http://www.miloserdie.ru/index.php?ss=4&s=19&id=18148
Кремлевская молодежь предлагает сократить расходы на тяжелобольных

Прокремлевское молодежное движение «Россия молодая» и ее лидер, член Общественной палаты Максим Мищенко предлагают сократить бюджетные расходы на тяжелобольных ради качественной медицины для большинства россиян, - сообщают «Известия».

«Россия молодая» предлагает в первую очередь выделять средства на медицину, которая «касается всех» - поликлиники, амбулаторию, акушерство.

«Есть десять человек, которым можно помочь, они лежат и ждут скорую помощь. А есть один человек, больной раком. И мы расходуем деньги на продление его жизни, при этом обделяя людей, которых можно быстро вернуть в строй. В этом парадокс ситуации: гуманизм является мнимым. Конечно, мы не можем пройти мимо умирающего человека с раковой болезнью, но мы его все равно потеряем, он умрет, а мы не поможем десяти здоровым», - говорит Максим Мищенко.

«Больные раком излечимы, если их лечить. Оставить без помощи больного – значит оставить без помощи и его ближайшее окружение: семью, детей, друзей, коллег по работе», - сказала сайту «Милосердие» директор фонда «Подари жизнь», Екатерина Чистякова.

«Прежде, чем делать подобные заявления, необходимо оценить рациональность расходования средств на медицину - сколько тратится на ненужные лекарства, бессмысленные исследования, длительные госпитализации в отсутствии развитой сестринской помощи на дому, лечение поздних, запущенных стадий заболеваний в отсутствии развитой системы ранней диагностики, - говорит врач-консультант по паллиативной помощи православной службы «Милосердие», Анна Сонькина. - Каждый человек имеет право на наилучшую помощь независимо от его «перспективности» или собственной ответственности за проблемы со здоровьем. Бывают, конечно, ситуации, когда при ограниченных ресурсах нужно сделать выбор, но это оправдано только тогда, когда для оптимизации распределения ресурсов было сделано все возможное».

«Если мы хотим, чтобы наше государство было цивилизованным и социально-ориентированным, мы не должны отказываться от тяжелобольных в пользу здоровых. Нельзя оставлять человека один на один со своей проблемой. Ведь в такой ситуации может оказаться каждый из нас, - сказал сайту «Милосердие» сопредседатель Всероссийского союза пациентов, президент «Всероссийского общества гемофилии», Юрий Жулев. - Бюджет здравоохранения в России значительно ниже, чем в ряде других стран. Необходимо его расширять, а не лишать возможности лечиться тяжелобольным».

Валерия ГРЕЧИНА


http://news.rambler.ru/16694547/42005803/?utm_source=facebook&utm_campaign=sharing&utm_media=sharing
Кремлевская молодежь хочет лишить денег больных раком

Прокремлевское молодежное движение «Россия молодая» и ее лидер, член Общественной палаты Максим Мищенко (ранее был депутатом Госдумы от «Единой России») предлагают сократить бюджетные расходы на тяжелобольных ради качественной медицины для большинства россиян. Как рассказал сам молодежный лидер «Известиям», он предлагает ввести «четкое ранжирование государственных средств» по тяжести болезни пациентов.

— Есть десять человек, которым можно помочь, они лежат и ждут скорую помощь. А есть один человек, больной раком. И мы расходуем деньги на продление его жизни, при этом обделяя людей, которых можно быстро вернуть в строй. В этом парадокс ситуации: гуманизм является мнимым. Конечно, мы не можем пройти мимо умирающего человека с раковой болезнью, но мы его все равно потеряем, он умрет, а мы не поможем десяти здоровым.

«Россия молодая» предлагает в первую очередь выделять средства на медицину, которая «касается всех» — профилактику, поликлиники, амбулаторию, акушерство, родовспоможение.

— А для сверхдорогих и сверхтяжелых должен быть механизм сбора денег, спонсорства, благотворительности, потому что ни одна экономика этого не потянет, — считает Мищенко.

По его мнению, в этом вопросе можно брать пример с английской системы здравоохранения.

— Англичане говорят: «Все, деньги закончились, приходите, когда они снова появятся». Мы же говорим: «Да, заходите, мы сделаем вид, что вас вылечим, денег нет, но зато мы вас обманем». Лучше сказать человеку правду, чем водить его за нос, — говорит он.

Положительные примеры Мищенко видит и в американской системе.

— Американцы говорят крупным фармпроизводителям: мы вам даем долю рынка, но будьте добры выпускать лекарства для орфанных (редких) заболеваний, а у нас на это тратятся колоссальные деньги из федерального бюджета, — рассказал Мищенко.

Общественник также предлагает государству частично отказаться от оплаты лечения болезней, появившихся в результате «длительного наплевательского отношения к своему здоровью».

— Человек всю жизнь пил, курил, вел распутный образ жизни, а потом приходит и государству говорит: лечите мне венерические заболевания за счет налогоплательщиков. Тут давайте думать: 50 на 50, 70 на 30, может сделать более высокую страховку для людей, которые курят и пьют, — считает он.

Напомним, что в 2011 году расходы на здравоохранение в России составили около 2 трлн рублей, или 3,8% ВВП. Для сравнения: в странах ЕС на медицину тратят 6% ВВП, отмечает председатель правления Ассоциации медицинских обществ по качеству Гузель Улумбекова.

Медицинское сообщество не разделяет революционные предложения Мищенко.

— Я не знаю, насколько этично делать такие заявления. Жизнь каждого человека имеет одинаковую ценность, — рассказал «Известиям» заместитель председателя профсоюза работников здравоохранения Михаил Андрочников. — Цены жизни нет, вне зависимости от того кто вы и чем болеете. Надо выделять столько денег, чтобы была обеспечена помощь всем.

— Это маргинальное мнение — так оценивает идею Мищенко завкафедрой онкологии института им. П. А. Герцена Игорь Решетов. — Все усилия должны быть направлены на выявление начального заболевания, вне зависимости от того сердце это или онкология. Лечение начального процесса всегда дешевле и эффективнее.

Максим Мищенко обещает выступить со своей инициативой на слушаниях в Общественной палате, посвященных платным медицинским услугам. Если идея будет одобрена его коллегами, то, по замыслу молодежного лидера, она будет отправлена из Общественной палаты в Минздрав.


http://www.miloserdie.ru/index.php?ss=20&s=36&id=18118
Неизлечимый больной – ненужный больной

3 декабря в «РИА Новостях» прошел круглый стол, на котором обсуждался вопрос помощи терминальным больным. Это такие больные, которые уже никогда не станут здоровыми, безнадежные больные.

Их также называют инкурабельными, что в переводе означает – неизлечимые. Для общества они не существуют, потому что все, кто их видит – это близкие родственники и врачи. Почти единственные, требующиеся им лекарства – это сильные обезболивающие или наркотики. Поэтому аспектов помощи таким больным, по сути, два – доступность лекарств и профессионализм врачей. В дискуссии принимали участие специалисты, непосредственно занимающиеся инкурабельными пациентами: Ольга Осетрова, главный врач Самарского хосписа, Анна Сонькина, врач паллиативной помощи и педиатр, Сомасундарам Субраманиан, хирург-онколог, директор Евразийской федерации онкологии, Давид Мелик-Гусейнов, директор НП «Центр Социальной Экономики» и Елена Неволина, директор некоммерческого партнерства «Аптечная гильдия».

«Количество терминальных больных, не получающих необходимой помощи, огромно, - заявила Анна Сонькина. – Это я говорю только исходя из опыта работы в Москве. К умирающему неизлечимому ребенку вызывают скорую – она или отказывается приезжать или увозит ребенка в реанимацию, где он и умирает, без всякой помощи».

Осетрова Ольга рассказала, что по результатам проверки поликлиник Самары выяснилось, что правильное обезболивание получают только десять процентов пациентов: «По рекомендациям Всемирной организации здравоохранения наркотические препараты должны получать не менее семидесяти процентов больных в последние три месяца жизни. И если ситуация такова в Самаре, не самом неблагополучном городе, то в целом по стране все еще хуже».

Количество аптек, имеющих право продавать наркотические препараты, очень мало. Дело в том, что по закону наркотики в аптеке нельзя купить за деньги. Их можно получить только бесплатно – по рецепту. Особенному рецепту, пронумерованному и хранящемуся в сейфе у врача, государственного врача, а не частного. Даже если у человека есть возможность умирать в условиях комфортной частной клиники, за обезболивающими ему все равно придется обращаться в государственные учреждения. Отсюда – множество проблем с доступностью. В Московской области, к примеру, сеть государственных аптек из-за смены собственника, который прекратил продажу наркотиков, тысячи пациентов остались вообще без обезболивающих. По словам Елены Неволиной, власти Подмосковья сейчас пытаются договориться с коммерческими аптеками, чтобы они продавали наркотики.

Нужно сказать, что сами по себе препараты стоят копейки. Но их отпуск для аптек – сплошной убыток, а конкретно – около полумиллиона рублей в месяц. Дело в том, что аптеки, отпускающие наркотики, должны быть специально оборудованы. Это специальные окошки отпуска лекарств, решетки на них, три тревожные кнопки, обслуживание каждой из которых стоит пятьдесят тысяч рублей в месяц, и многое другое. Поэтому один из методов разговора властей с аптеками заимствован из девяностых. Но это уже другая история, сути, правда, не меняющая.

Что касается самих лекарств, то проблема есть даже на уровне их наличия. В России, как рассказала Анна Сонькина, нет самого обязательного лекарства от боли – преорального морфина короткого действия в таблетках. Он есть только в инъекциях, в таблетках есть морфин пролонгированного действия. А умирающим пациентам очень часто нужно обезболивание здесь и сейчас. «Ассоциация паллиативной хосписной помощи вообще говорит, что препараты пролонгированного действия нельзя выпускать, пока нет доступных для пациентов препаратов, - рассказала Сонькина. – И я не понимаю, что может препятствовать производству нужных лекарств. Кому и какая от этого может быть польза. Я работаю с детьми и знаю, что этот вопрос стоит особенно остро».

Как выглядит процесс получения больным нужных ему наркотических лекарств, рассказала Елена Неволина. «Родственник больного приходит к врачу, с утра. Врач должен встать со своего места и пойти к заместителю главного врача, чтобы под роспись получить розовый бланк с рецептом. Получив бланк, врач возвращается в кабинет, чтобы написать назначение. И не дай Бог, если у него где-то соскользнула рука, и он неправильно поставил свою подпись. Тогда она будет отличаться от того списка подписей уполномоченных выписывать такие рецепты врачей, которые сдаются в аптеку в начале года. И вообще, если врач как-то испортил бланк – процедура начинается заново и врач получает строгий выговор. А у медицинского учреждения могут быть проблемы. Итак, врач поставил подпись, родственник проставляет в регистратуре штамп и треугольную печать лечебного учреждения. После этого он идет сам к заместителю главного врача, имеющему право подписи, и заверяет у него этот бланк. Дальше надо идти к тому уполномоченному лицу, у которого есть гербовая печать учреждения. Человек ставит эту печать и идет в аптеку. Рецепт действует в течение пяти дней. В аптеке оказывается, что этот больной только поступил и в начале месяца его не успели внести в специальные аптечные списки прикрепленных. Родственник должен вернуться в поликлинику, сказать об этом и ждать пока поликлиника сделает новый список. Для этого нужно идти к районному онкологу, который все проверит, сделает новый список. Надо найти “ноги” из поликлиники, которые отнесут список в аптеку. По электронной почте – не разрешается. Обязательно на бумаге, подписанной шариковой ручкой синего цвета и со всеми печатями. И вот, допустим, выписали больному пластырь обезболивающий, родственник приходит, а нужной дозировки нет. Аптека не успела заказать именно такую дозировку, и ее накажут, если она продаст какую-то другую дозировку. В аптеке обещают заказать и просят прийти послезавтра днем. Зачем такой контроль? Кому он нужен? Разве можно представить себе, что наркоман будет охотиться за этим пластырем?! И я уже не говорю о том, что происходит дальше, о том, как больной должен сдать использованные ампулы, о том, что пока он их не сдаст, ему не дадут новые. Не говорю о том, что реально повышение дозы может происходить раз в день, а у нас такое одобряется только через врачебную комиссию поликлиники… А еще в аптеке есть специальные сотрудники с кипой справок и разрешений, которые могут (только они!) отпускать такие лекарства. А если сотрудник заболел…»

Сомасундарам Субраманиан привел конкретные цифры: в 2009 году в России умерли, не получив адекватного обезболивания, 183 тысячи пациентов. «В Советском Союзе была самая лучшая в мире система онкологической помощи, - рассказал эксперт. – Она не уступала даже системе США, которые 40 лет назад приняли Национальный противораковый акт, подписанный Никсоном. Сейчас онкологическая помощь в России на уровне таковой в Африке. Недавно проводился противораковый саммит в Москве. На нем показывали фильм о том, как помогают больным раком жителям Африки. Помощь в России действительно мало чем отличается». Эксперт поднял и второй главный вопрос – вопрос кадров. Сегодня в России, в отличие от СССР, крайне мало специалистов-онкологов, не говоря уже о врачах паллиативной помощи. Даже в специализированных онкологических клиниках, таких, как онкологический центр на Каширском шоссе, специалистов мирового уровня – крайне мало. А онкологи в поликлиниках – это то, на что врачебное сообщество уже давно смотрит скептически. Такие врачи просто выписывают (или не выписывают) пациентам наркотики.

«Россия в 1961 году приняла международную Конвенцию о наркотических средствах, которая обязывает страны, с одной стороны, контролировать оборот наркотиков, с другой – их доступность для медицинских и научных целей, - рассказала Ольга Осетрова. - И эта доступность должна быть четко сформулирована. У нас этого нет. Российская политика направлена только на контроль за оборотом. Хотя в Конвенции написано, что контроль за оборотом не должен влиять на доступность. Лекарства должны быть доступны терминальным больным в необходимом объеме в кратчайшие сроки. А у нас даже нет специального органа, который занимался бы вопросом доступности наркотиков. У Минздрава нет таких полномочий». Кстати, официально контролем за доступностью наркотиков, как это ни парадоксально, должно следить Минэкономразвития. Но соответствующих подразделений в нем тоже нет. То есть этот немаловажный момент просто остался без внимания. Органа или нет или он не знает о своих полномочиях. «При этом по официальным данным, Россия каждый год предоставляет соответствующие отчеты, - сказала Ольга Осетрова. – Мне их найти не удалось».

К сожалению, у государства нет никакой мотивации делать шаги в сторону изменения ситуации. Во-первых, потому что родственники неизлечимых больных скорее пройдут все бюрократические круги ада, чтобы получить лекарство, чем будут писать письма президенту. На это просто нет времени. Во-вторых, потому что после смерти больного родственники настолько деморализованы, что тоже не станут делать ничего подобного. Поэтому единственное, на что можно рассчитывать в такой ситуации – это добросовестное активное паллиативное врачебное сообщество. А оно в России пока очень малочисленно. Самих хосписов по всей стране не больше пятидесяти, а необходимые для изменения ситуации действия настолько масштабны и системны, что руки просто опускаются. Но, по словам Анны Сонькиной, надежда есть, потому что мировое сообщество паллиативных специалистов готово помочь России пройти законодательно-политический путь смягчения контроля за наркотиками в пользу доступности. Эти врачи приезжают в Россию с конкретными предложениями. Вопрос только в том, готова ли Россия принять их.

Диана Романовская